Два цветка Евгению Кушнареву
На месяц январь выпали главные даты жизни человека, с именем которого многие, в том числе и я, связывали большие надежды на будущее Украины. 29 января ему исполнилось бы 60 лет.
17 января 2010 года состоялись последние президентские выборы. И одновременно – очередная годовщина гибели Евгения Кушнарева в 2007. Между этими событиями связь почти мистическая: нет сомнений в том, что, будь он сегодня жив, его имя было бы в прошлогоднем избирательном бюллетене, а на украинском политическом небосводе засияли бы другие созвездия.
Никогда бы не мог подумать, что выпадет мне в последний раз вот так увидеть лицо Евгения Кушнарева – подернутое желтым лаком смерти, далеко-далеко, на горизонте бытия запрокинутое в широком длинном гробу, укладывая под его стенку пару темно-алых голландских роз…
У политических преобразований на 1/6 части земной суши был короткий романтический период, когда его активным участникам казалось, что они теперь смогут все. Все – это, прежде всего, такой перевод народного хозяйства на рыночные механизмы функционирования, который учел бы интересы каждого его гражданина и каждому дал бы равные возможности проявить себя в новых экономических условиях. Все – это формирование социально ответственного института собственников и предпринимателей, честно конкурирующих между собой и честно платящих зарплаты и налоги. Все – это общество без нищеты, это общество свободной самореализации каждой личности…
Удивительно, но вера во «все» рождалась, как Феникс из пепла, из глубочайшего скепсиса и безверия предшествовавших десятилетий брежневского застоя. Потому что затеянная Горбачевым политическая реформа рождала во многих смелых душах новый, дотоле неслыханный посыл: «те-то – ладно, но неужели же и я не смогу? При моих-то благородных побуждениях и честности. Надо пробовать!». Вот так и автор этих строк, завершая зиму 1988-89 года, отодвинул в сторону недоделанную научную работу, поставил последнюю точку в первой своей «политической» статье, и вышел на улицу. В буквальном смысле этих слов. На улице была весна и, в некотором роде, революция. Вовсю шла подготовка к выборам Съезда Народных депутатов СССР – к первым в нашей истории демократическим выборам.
В ходе ее случилось непредвиденное. Парткомы КПУ, как всегда, захотели «керуваты». В особо циничной форме это проявилось в Киевско-Дзержинском избирательном округе, где организаторы собрания по выдвижению кандидатов грубо проигнорировали желание граждан рассматривать наряду с предложенными им кандидатурами и те кандидатуры, которые предложат они сами. В результате родился список из двух кандидатов (не будем называть имен), о котором потом говорили: «обкомовский вариант» и «выборы без выбора».
После собрания двое злых мужиков стояли под обледенелым деревом и громко возмущались. К ним подошел третий. Четвертый, пятый… Так возникло еще одно собрание, на котором был создан Общественный Комитет «Выборы-89», чтобы показать обкому «кузькину мать» – не допустить «обкомовского варианта». И как-то уж само собой получилось, что деятельность Комитета из этого избирательного округа (в котором находятся крупнейшие вузы, научно-исследовательские институты, и живет преимущественно научно-техническая интеллигенция), распространилась на весь город. Целью своей Комитет провозгласил обеспечение для харьковчан возможности свободного волеизъявления путем плотного контроля всех избирательных процедур. Парткомы стали вносить коррективы в свои действия, но было уже поздно – комитетские листовки, появившиеся буквально немедленно, взбудоражили город. Комитетчики собирали несанкционированные митинги, милиция задерживала, а суды штрафовали их организаторов, но рядовые харьковчане сводили все эти репрессии на нет, охотно сдавая трешки и пятерки в подставленные в вестибюлях метро шапки – в «штрафной» фонд. Шел и переговорный процесс между райкомами и Комитетом.
Так возникло противостояние между общественностью города и партийными комитетами. По поводу событий, разворачивавшихся в Харькове, член Политбюро ЦК КПСС Егор Лигачев сказал тогда так: «Украина утратила покорность».
Вот в этом-то противостоянии, на его фоне и проявился Евгений Петрович. Проявился сначала в качестве «белой партийной вороны»: заведующий орготделом горкома КПУ стал публично выступать в поддержку городской общественности, в поддержку «Выборов-89». В горкоме его шпыняли и зажимали, за глаза и вовсе называли предателем и ренегатом, но он не унимался. Что-то заставляло его «возникать» снова и снова. Немало поспособствовал его известности следующий эпизод.
Все уже «шевелилось», в том числе и ультраконсервативное харьковское телевидение. Будущий «городской комендант» Сергей Потимков стал делать программу «Вход свободный». Евгений Петрович решил проверить ее на эту самую свободу входа. Но напрасно заворг горкома переминался с ноги на ногу у входа в телестудию. Его туда не пустили – бдительный милиционер не нашел его фамилии в списке. Случай этот приобрел широкую огласку.
На его известность неплохо поработал тогда и некий пан Здоровец, бывший политзэк, обличавший, не забывая называть фамилии (одну фамилию!) «партноменклатурщиков, примазывающихся к демократам». Делал он это в харьковском «Гайд-парке», на небольшой «политплощадке» у входа в метро рядом с Университетом, где всегда можно было высказаться в «свободный микрофон». Там шел почти непрерывный митинг чуть ли не три года подряд. Милиция его не трогала.
Встретился я как-то с врачом-психиатром городского психдиспансера. Узнав, что я – член координационного совета Комитета, она сказала: «Заглядываю иногда на ваши митинги. И вижу там всех моих главных пациентов. И не где-то в толпе, а на трибуне». К сожалению, это было правдой. Самыми неуемными (к счастью, не самыми многочисленными) «демократами» были люди, не вполне адекватные, а особо неуемными – действительно пациенты психдиспансера, но не в наших правилах было даже пытаться как-то их фильтровать. Наверное, Евгений Петрович хорошо знал об этом и к «обличениям» относился индифферентно, не удостаивая их ни устным, ни письменным ответом. Сказать, что он «примазывался», конечно, можно – стечение обстоятельств позволяет – но это было бы неправдой. Никакого «братания» между Кушнаревым и «Выборами-89» не было, и когда Комитет впоследствии поддержал его на выборах 1990 года, то вовсе не потому, что он был «своим» в округе - «своим» там был как раз его соперник. А потому, что не видел лучшего кандидата, который мог бы на самом высоком уровне формулировать интересы огромного научно-промышленного города и отстаивать их.
Комитет «Выборы-89» первый этап поставленной перед собой задачи блестяще выполнил: он призвал горожан игнорировать выборы по обкомовскому сценарию в двух избирательных округах. Вследствие проведенной Комитетом работы выборы в этих округах не состоялись и были назначены новые.
Товарищ, не поддайся лживым,
В верхах состряпанным призывам.
Твоя убогая судьба
Писакам этим безразлична.
Им так удобно, так привычно
Иметь послушного раба…
Так писал Комитет в одной из своих листовок. Хотя у этих стихов есть автор, и имя его известно, - это инженер завода им. Малышева Юрий Плахов, - но в листовках он присутствовал безымянно. Выборы Народных депутатов СССР закончились для Харькова полной политической и моральной победой «Выборов-89» - харьковчавне избрали Виталия Коротича и Евгения Евтушенко. Можно по разному относиться к этому выбору, но это был их свободный выбор.
Вообще, давно надо сказать, что выборы 1989-90 гг. были самыми честными, самыми чистыми, самыми прозрачными и самыми справедливыми изо всех, какие нам довелось пережить. Это действительно была политика, - конкуренция целей, идей, взглядов и убеждений, - а не более или менее грязных политтехнологий, направленных на проталкивание наверх не проектов будущего, а исключительно персоналий, представляющих чьи-то деньги и связи. Это были первые и последние выборы, на которых деньги не играли никакой роли.
Лето 1989 года принесло в город сильный политический шок. Летом 1989 года вдруг оказалось, что национализм – не такой уж слабенький уродец, каким он представлялся прежде. Дело, разумеется, было не в его собственной силе, а в том, что он пользовался поддержкой и покровительством весьма мощных номенклатурных фигур. Летом 1989 года организационно оформился (или, как модно было тогда говорить – конституировался) Рух. И тогда конъюнктурно настроенная часть «так называемых демократов» ринулась в Рух, а очень многие приличные люди, приобщившиеся к политике и готовившиеся к участию в выборах в качестве кандидатов в депутаты благодаря участию в работе «Выборов-89», в ужасе от нее отшатнулись. Поэтому восхождение национализма привело к значительному ослаблению демократического движения, и наверное, не олько в нашем городе. Морально-политическая победа, достигнутая в ходе выборов Съезда Народных депутатов, в значительной мере оказалась утраченной. И если бы не этот фактор, другим мог бы быть исход выборов 1990 года, и, возможно, другой была бы судьба Украины. Координационный совет «Выборов-89» принял решение: своих членов на выборах в Верховный Совет не поддерживать, хочешь участвовать – пожалуйста, но сначала уходи из Комитета. В частности, ушел из Комитета один из главных его основателей Николай Старунов, ставший впоследствии руховским соперником Евгения Кушнарёва, ушел избранный в 1990 году депутатом Верховного Совета профессор Владимир Щербина, тоже сильно наклонившийся в сторону Руха.
Положение Кушнарева в это время было сложным. С одной стороны, он был одним из партийных руководителей и был вынужден подчиняться партийной дисциплине, не предполагавшей возможности выносить на суд широкой общественности процессы, идущие в партии. С другой – он был гражданином со всей полнотой гражданских прав, и участвовал в этом качестве в тех же процессах, в которые были вовлечены граждане. Поэтому, по сравнению, скажем, с членами «Выборов-89» он был куда более одинок и скован.
Никогда не забуду, как мы с ним познакомились. Я зашел в Московский РИК, к управделами Амелиной, известить исполком о намерении Комитета организовать собрание по выдвижению кандидатов в депутаты Верховного Совета УССР. «Кого же вы собираетесь выдвигать, если не секрет?» - спросила Амелина. «Есть мысль поддержать Кушнарева». Вернувшись домой, я забыл об этом мимолетном разговоре. А часа через три зазвонил телефон. Звонил Кушнарев, приглашал зайти к нему в горком. Знакомы мы с ним не были, и моего телефона он заранее не знал.
Что означает этот эпизод? Он означает, что «партийный диссидент» Евгений Кушнарев не просто сотрясал партийный воздух «диссидентскими речами», он еще и вел определенную работу, собирая своих сторонников в партии в какую-то организованную дисциплинированную структуру – работал на создание того, что впоследствии будет названо «демократической платформой в КПСС». Забегая вперед, скажу, что наше собрание для его выдвижения не понадобилось – его сторонники внутри партии к тому моменту это собрание уже подготовили. Тем не менее, наша встреча в горкоме состоялась на следующий же день после разговора по телефону.
На столе у заворга лежала знакомая книга «Иного не дано», - изданный в 1988 году сборник статей наиболее известных общественных деятелей и публицистов перестройки под редакцией, кажется, Гавриила Попова. «Это теперь моя настольная книга» - сказал Евгений Петрович. – «Я ее купил и прочел. Она меня сразу убедила, что иного пути у нас нет, и быть не может. И теперь я живу в соответствии с этим». Я тоже жил «в соответствии с этим»…
Евгений Петрович предложил мне стать его доверенным лицом на выборах. Согласился я не сразу, но согласился. Дело в том, что во время одной случайной фантастической встречи – с (тогда еще будущим) членом Политбюро ЦК КПСС тов. Романовым – у нас с ним состоялся некий довольно откровенный (насколько это было возможно, за коньяком) разговор. Я рассказал ему, как мне, только что закончившему университет преподавателю военного училища, предлагали в качестве взятки… партбилет! Он очень интересно ответил: «Ну и дурак, что не взял! Делал бы партийную карьеру и изнутри отстаивал свой взгляд на вещи». После этого я решил, что теперь уж точно никогда в жизни не поверю ни одному партийному руководителю ни на пять минут, и многие годы неукоснительно следовал этому правилу. Но здесь… ломаются все стереотипы, так почему должен устоять этот?!
Потом была собственно избирательная кампания. Техника ее навсегда останется неповторимой. Не хватало множительной техники. Компьютеры с принтерами были еще большой редкостью, а пишущие машинки имели малую производительность. Помню заключительный момент перед голосованием, когда казалось, что Кушнарев может проиграть. Нужна была заключительная нота. Я написал листовку, какая-то навсегда оставшаяся незнакомой женщина проявила инициативу и тайком от начальства сумела напечатать ее довольно большим тиражом на том устройстве, на котором на заводах размножались чертежи, и наша группа полночи расклеивала ее на дверях подъездов. Клеили бустилатом, «на века», и много лет спустя в округе еще попадались эти реликтовые тени несбывшихся надежд.
Группы агитаторов, в которые обязательно входили кандидаты в депутаты от Кушнаревского блока (выборы проводились в Советы всех уровней) после конца рабочего дня выходили с переносными стендами в самые людные точки – к станциям метро, к универмагам и универсамам – и, «как живые с живыми», общались с людьми. Такой непосредственности в отношениях между кандидатами и избирателями больше никогда не было. Зима была холодная, и померзнуть на этих встречах довелось изрядно. За день до голосования холодный мартовский ветер ворошил на трамвайных остановках кипы уже ненужной оборванной дворниками «агитации» - при всех технических сложностях бумаги кандидаты извели много. Евгений Петрович был избран Народным депутатом Украины и депутатом горсовета.
Первая сессия горсовета шла долго. Депутатский состав оказался очень амбициозным, желающих занять пост главы горсовета было много, и Кушнареву тогда пришлось очень много общаться с депутатами, чтобы убедить их проголосовать за него. С каждым депутатом он познакомился лично, и с каждым разговаривал не раз и не два, но и результат был таким, что этот состав горсовета можно с полным основанием назвать кушнаревским.
Особым моментом консолидации горсовета вокруг своего председателя стали дни августовского путча в 1991 году. Пока депутаты облсовета пытались пробиться к своему председателю, чтобы потребовать срочного созыва внеочередной сессии, Кушнарев такую сессию собрал, провел, и она осудила путчистов. В тот же день депутаты горсовета при поддержке своего председателя создали Комитет защиты демократии и провели митинги, на которых выступал Кушнарев. Это потом из путча сделали фарс. А в тот момент все было серьезно. И поведение Кушнарева по мужеству своему было полностью подобно поведению маленькой Мишиной, звенящим от напряжения голосом на глазах ахнувших телезрителей задавшей Янаеву на пресс-конференции вопрос, понимает ли он, что его действия в соответствии с Уголовным кодексом СССР называются государственной изменой, за которую ему предстоит отвечать.
Эта ситуация – один к одному – повторилась на исходе 2004 года, когда харьковский губернатор Евгений Кушнарев восстал против «оранжевой революции». И, хотя не все это понимают, морально победил именно он, а не его противники, мелочно заводившие на него уголовные дела, ни одно из которых заранее не имело судебной перспективы. Победил потому, что не сдал нравственный рубеж, определившийся для него давным-давно, на далеком уже стыке восьмидесятых и девяностых. Не сдал тогда, не сдал и сегодня.
Как ни странно, в жизни очень многое повторяется. Как и в тот давний вечер 1989 года, Евгения Петровича снова не пустили в телестудию. На сей раз это случилось в канун 2005 года, когда уже бывший глава облгосадминистрации, но еще действующий председатель облсовета, он захотел поздравить харьковчан с наступающим Новым годом. Но, увы...
Общаясь на следующий день с журналистами, он так прокомментировал это событие: «Наверное, кто-то решил, что я уже неинтересен харьковчанам. Но я всегда буду им интересен. Я даже никем могу не быть, а останусь только Евгением Кушнаревым, и все равно мое влияние как минимум на харьковской земле будет достаточным для того, чтобы не делать вид, что меня не существует». И кто бы что ни говорил, это правда. Чтобы в этом убедиться, достаточно было посмотреть посещаемость посвященных ему харьковских Интернет-ресурсов. Харьковчане очень внимательно следили за его судьбой.
Не могу не сказать и о том, что последовавшее вскоре объединение кушнарёвской Новой Демократии с Партией Регионов «на основе индивидуального вхождения» нельзя назвать адекватным признанием его политического масштаба. Согласитесь, есть большая разница между объединением партий, чуть ли не автоматически предполагающим совместное лидерство их руководителей хотя бы в начале «новой жизни», и вот таким «объединением на основе индивидуального вхождения». Это как если бы во время войны командир дивизии, вместо того, чтобы включить в ее состав желающий прибиться к своим вышедший из окружения полк, сказал: «Вы, ребята, сначала сдайте оружие, а потом дуйте на призывный пункт, - там вас запишут». Впечатление было такое, будто впустить-то его впустили, но заставили снять ботинки.
Есть люди, которые ставят в упрек Кушнареву тот бизнес, который существовал вокруг него. И по человечески можно их понять, сформированных советским государством и полагающих, что, поскольку они – «народ», все, и особенно власть, всё им должны, состоят у них в неоплатном долгу. Что власть – она, образно говоря, для того, чтобы стоять у них на кухне и помешивать в кастрюльке с супом. Они вроде бы и не отрицают, что Кушнарев «кое-что сделал», но при этом задают вопрос, который кажется им уместным, правомерным и даже не очень бестактным: «Что Кушнарев сделал лично для меня такого, из чего не извлек бы какой-нибудь собственной выгоды?»
Ну, на такие вопросы пора бы уже видеть и ответы. Без посторонних подсказок. Нужно понимать, что для любого, абсолютно любого, человека свой рубль дороже чужой десятки. Такова уж человеческая природа. Но именно в силу того, что таковы все люди, тот, кто проявляет чрезмерный эгоизм, не заработает и этого рубля – его удавят его же ближние. Точно таким же нищим останется и тот, кто наделен безмерным альтруизмом, но уже по другой, противоположной, причине. В каждом человеке сочетается и то, и другое. Другое дело – в какой пропорции? В той, какую ему позволяет общество. На Тайване, например, допустимая разница в доходах богатых и бедных – всего в 3-4 раза.
Насколько я знаю и насколько могу судить, сам Евгений Петрович не являлся собственником какого бы то ни было бизнеса. Он по складу своей личности был политиком, а не бизнесменом. Тем не менее «империя Кушнарева», которую некоторые харьковские телеканалы стали отвратительно «делить» еще прежде, чем выпили за упокой его души, существует. Но такая «империя» существует за каждым из наших больших и малых политиков. Общество наше таково, что никто не может сохранить себя в политике, не имея за собой крупных денег. Так что, положение обязывает. Да и бизнес, стоявший за Евгением Петровичем, проявлял достаточно явные черты социальной ответственности, а это – сильное ему оправдание. Возможно, с переходом к пропорциональной избирательной системе что-то здесь со временем и изменится. Но пока – так.
Я, пожалуй, чрезмерно увлекся. Но мне все же хочется процитировать несколько посвященных памяти Кушнарева фраз на «Харьковфоруме». Кстати сказать, самом приличном «кушнаревском» форуме из всех, какие мне довелось увидеть в украинском Интернете. Столько на них было мерзкой грязи, не вызывающей никаких чувств, кроме естественной брезгливости интеллигентного человека к ее авторам.
Вот эта цитата.
Вопрос: «Конкретно - что сделал Кушнарев для города? Нескольких пунктов будет вполне достаточно». Ответ: «Я мог бы сейчас написать о таких заслугах ЕП, как метро, театр им.Пушкина, новые школы и т.д., но это его обязанность, как руководителя региона. Для меня важно другое. До 2004г. для меня он был просто чиновник, после 2004г. - политик, политик-харьковчанин, политик-интеллектуал, которого уважали не только его соратники, но и противники. Он не струсил, не пошёл против подавляющего большинства харьковчан, проголосовавших против «оранжевых», не переметнулся на другую сторону, как некоторые, испугавшись новой киевской метлы, хотя в тот момент для карьеры это было выгодно. Он стал бороться... А это очень важно, потому что мы уже привыкли к предательству политиков. И ещё (как, кстати, правильно сказал его политический противник Матвиенко) при его правлении Харьковская область не была поглощена ни одной олигархической структурой, её никто не крышевал, это была своеобразная автономная область, где не было бандитизма и братков, была определённая экономическая свобода и очень сильный слой среднего класса. Он умел отстаивать в Киеве независимый статус Харьковщины, и это тоже его заслуга».
... Во время прощания с Евгением Петровичем в городе шел дождь. Под конец он уже лил стеной. Но харьковчане все подходили и подходили, и становились в хвост длиннющей очереди, укрывая зонтами себя и цветы, принесенные ему. И при взгляде на это скорбное шествие как-то само собой подумалось: «Вот он, - референдум!»
Персональный сайт Е. Кушнарева: http://www.kushnaryov.org/
© Copyright Тырнов Валерий Федорович (valeryj@mail.ru). Перепечатка разрешается.
Комментариев нет:
Отправить комментарий