Вспоминая Павла Васильева...

Я сегодня вспомнил поэта, расстрелянного давным-давно в известные годы, которого я любил в юности. Это Павел Васильев. Он тоже отдал дань определенным вещам (а как ее было не отдать?), во всяком случае – в опубликованных вариантах стихов. Я допускаю, что исходные авторские редакции иногда были другими. В книге, которая была у меня в молодости, были такие стихи:


СТРОИТЕЛЮ ЕВГЕНИИ СТЭНМАН


              Осыпаются листья, Евгения Стэнман, пора мне
              Вспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора.
              Не осталось от замка Тамары камня на камне,
              Не хватило у осени листьев и золотого пера.


              Старых книг не хватило на полках, чтоб перечесть их,
              Будто б вовсе не существовал Майн Рид;
              Та же белая пыль, та же пыльная зелень в предместьях,
              И еще далеко до рассвета, еще не погас и горит
              На столе у тебя огонек. Фитили этих ламп обгорели,
              И калитки распахнуты, и не повстречаешь тебя.
              Неужели вчерашнее утро шумело вчера, неужели
              Шел вчера юго-западный ветер, в ладони трубя?



              Эти горькие губы так памятны мне, и похоже,
              Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои;
              И едва прикоснешься к прохладному золоту кожи, -
              В самом сердце пустынного сада гремят соловьи.


              Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Над ними
              То же старое небо и тот же полет облаков.
              Так прости, что я вспомнил твое позабытое имя
              И проснулся от стука веселых твоих каблучков.
              Как мелькали они, когда ты мне навстречу бежала,
              Хохоча беспричинно, и как грохотали потом
              Средь тифозной весны и обросших снегами привалов,
              Под расстрелянным знаменем, под перекрестным огнем.


              Сабли косо взлетали и шли к нам охотно в подруги.
              Красногвардейские звезды не меркли в походах, а ты
              Все бежала ко мне через смерть и тяжелые вьюги,
              Отстраняя штыки часовых и минуя посты...


              Я рубил по погонам, я знал, что к тебе прорубаюсь,
              К старым вишням, к окну и к ладоням горячим твоим,


              Я коня не зануздывал больше, я верил, бросаясь
              Впереди эскадрона на пулеметы, что возвращусь невредим.


              И в теплушке, шинелью укутавшись, слушал я снова,
              Как сквозь сон, сквозь снега, сквозь ресницы гремят соловьи.
              Мне казалось, что ты еще рядом, и понято все с полуслова,
              Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои.


              Я готов согласиться, что не было чаек над пеной,
              Ни веселой волны, что лодчонку волной унесло.
              Что зрачок твой казался мне чуточку меньше вселенной,
              Неба не было в нем - впереди от бессонниц светло.


              Я готов согласиться с тобою, что высохла влага
              На заброшенных веслах в амбарчике нашем, и вот
              Весь июнь под лодчонкой ночует какой-то бродяга,
              Режет снасть рыболовной артели и песни поет.


              Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Пора мне
              Вспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора.
              Не осталось от замка Тамары камня на камне,
              Не хватило у осени листьев и золотого пера.


              Мы когда-то мечтали с тобой завоевывать страны,
              Ставить в лунной пустыне кордоны и разрушать города;
              Через желтые зори, через пески Казахстана
              В свежем ветре экспресса по рельсам ты мчалась сюда.
              И как ни был бы город старинный придирчив и косен, -
              Мы законы Республики здесь утвердим и поставим на том,
              Чтоб с фабричными песнями этими сладилась осень,
              Мы ее и в огонь, и в железо, и в камень возьмем.


              Но в строительном гуле без памяти, без перемены
              Буду слушать дыханье твое, и, как вечность назад,
              Опрокинется небо над нами, и рядом мгновенно
              Я услышу твой смех, и твои каблучки простучат.


              1932


А вот в каком виде я нашел их на неком форуме:


Осыпаются листья, Евгения Стэнман, пора мне 
Вспомнить весны , и зимы, и осени вспомнить пора 
Не осталось от замка Тамары камня на камне 
Не хватило у осени листьев 
И золотого пера 


Старых книг не хватило на полках, чтоб перечесть их 
И, как будто не существовал Майн-Рид 
Та же белая пыль 
Та же пыльная зелень в предместьях 
И пока не погас и горит 
Огонек у тебя на столе 
Фитили этих ламп обгорели 
И калитки распахнуты 
И - не повстречаешь тебя 


Неужели вчерашнее утро шумело вчера 
Неужели 
Шел вчера юго-западный ветер, в ладони трубя 


Эти горькие губы 
Так памятны мне, и похоже 
Что еще не раскрыты глаза 
Не разомкнуты руки твои 
И едва прикоснешься к прохладному золоту кожи 
В самом сердце пустынного сада звенят соловьи 


Осыпаются листья, Евгения Стенман, над ними 
Тоже старое небо, и тот же полет облаков 
Ты прости, что я вспомнил 
Твое позабытое имя 
И проснулся от стука 
Веселых твоих каблучков 


Как стучали они когда ты мне навстречу бежала 
Хохоча беспричинно, и как грохотали потом 
Средь тифозной весны 
У обросших снегами привалов 
Под расстрелянным знаменем, под перекрестным огнем 


Сабли косо взлетали 
И шли к нам охотно в подруги 
Красноармейские звезды не меркли в походах, а ты 
Все бежала ко мне 
Через смерть и тяжелые вьюги 
Обходя часовых 
И минуя посты 


Осыпаются листья, Евгения Стенман 
Пора мне 
Вспомнить весны, и зимы, 
И осени вспомнить пора 
Не осталось от замка Тамары камня на камне 
Не хватило у осени листьев 
И золотого пера… 


Разница довольно существенная, и какой вариант является, э-э-э… истинно васильевским, трудно сказать. Я все-таки думаю, что скорее - первый. А впрочем - не знаю.