Непубличный человек

Роман воспоминаний. Жужу.

Почему этот человек так засел в памяти? Ведь я даже не был с ним знаком, ни разу с ним не разговаривал. Встречал изредка во дворе – пьяного, выписывающего ногами кренделя. Он был очень странен своей удивительной для запойного пьяницы порядочностью: ему можно было без опаски занимать деньги – он их всегда возвращал. Вот его-то и прозвали Жужу.

Кликуха эта, скорее всего, происходила от названия самых дешевых и убойных – плодовоягодных – спиртных напитков, в ненормативном словаре называвшихся “жужкой” и употреблявшихся самыми опустившимися и несчастными алкоголиками. Безусловно, Жужу принадлежал к их числу.

Он жил в одном из домов, окружавших площадку двора, был настройщиком роялей и в недавнем прошлом вполне благополучным и обеспеченным человеком, чисто и приятно одевался и ездил в стареньком аккуратно ухоженном “москвиче” и, если бы не этот “москвич”, все-таки выделявший его из общей массы “народонаселения”, был бы совершенно незаметен в большом дворе нового жилмассива, не имевшего, если можно так сказать, коренных жителей и самостоятельной долгой истории.
 
Второй его особой приметой была пагубная страсть, внезапно захватившая его после смерти жены. Никто не мог ее даже припомнить, а вот Жужу – не смог забыть. Она, как оказалось, составляла для него весь смысл его непонятной замкнутой жизни, ее квинтэссенцию, она, собственно, этой жизнью и была. Когда кто-то кого-то называет “жизнь моя”, это не всегда поэтическое преувеличение.

В пьянстве своем он был так же замкнут, как и во всей предыдущей жизни – у него не было собутыльников, и он ни в ком не нуждался, чтобы “поговорить”.

– Жужу, купи собаку! – Кричала ему детвора от подъезда. Жужу реагировал. Но его реакция была адресована самому себе. Ни на миг не прекращая своего сложного броуновского движения, он бормотал себе под нос:

– Собаку нельзя продавать… Собаку продать… все равно, что кошку продать. А мне моя кошка – как дочь родная! Да разве я дочь родную – продам??

Исчез Жужу тихо и незаметно, точно так же, как много раньше исчез его зеленоватый “москвич”. И никто не интересовался – куда.