Национальные особенности сбора информации
«Каждый человек имеет право собирать, накапливать, хранить и распространять…» А я – даже не каждый. Я – журналист. Для меня это – профессия и огромный кусок жизни, которую я живу уже седьмой десяток лет.
Задание редакции предельно просто: стало известно, что 132 школа меняет прописку и переезжает в другое помещение. Надо выяснить – в связи с чем? Потому что «в народе» ходят две версии. Согласно одной, в связи с тем, что школьное здание нуждается в капитальном ремонте, согласно второй – оно продается. А вот здесь уже могут и должны возникать вопросы.
Директор в школе, но на месте ее нет и вообще сейчас обеденный перерыв. Мне показывают дверь кабинета завуча, Ирины Сергеевны. Ирина Сергеевна внимательно изучает мои документы, возвращает их и спрашивает, что меня интересует. Формулирую. А в ответ слышу, что отвечать на мои вопросы она не будет, потому что не имеет на это полномочий.
- Неужели для разговора с журналистом требуются какие-то полномочия?
- Конечно. Обратитесь к директору, она где-то в школе…
- Скажите, а можно узнать вашу фамилию?
- Нет, нельзя.
Обращаю внимание на последовательность событий: сначала она узнает, о чем пойдет речь, и только потом отказывается разговаривать. Отсюда делаю вывод – очень может быть, что на другую тему она бы с удовольствием поговорила, а эта тема, возможно, запретна. И уже вслед слышу:
- И вообще, почему вы не спросили разрешения включить диктофон? Это же неэтично.
Честно говоря, я мог бы и не вынимать диктофон из кармана – он достаточно чувствителен, но тогда я действительно переживал бы некоторые этические неудобства.
На одной из дверей второго этажа табличка «Директор». Из-за двери – голос женщины, разговаривающей по телефону. Стучу. Еще стучу. Дергаю дверь. Она заперта. Как потом выяснилось, к директору заходят не через эту дверь, через соседнюю. Но в тот момент я думаю, что Ирина Сергеевна позвонила Нине Михайловне и Нина Михайловна заперлась в кабинете от настырного пацана-журналюги. Почему? Ничего не понимая, убираюсь восвояси.
Дело было в пятницу, а в понедельник я снова в школе. Но на сей раз решаю действовать иначе. Подходя к школе, вижу, как милая интеллигентная женщина выходит из… Ага!
- Скажите, пожалуйста, вы здесь работаете?
- Да.
- Видите ли,.. я хотел с 1 сентября перевести сюда сына-десятикласника, да услышал, что школа куда-то переезжает…
- О, да! Очень далеко переезжает! Аж на другую сторону проспекта Ленина. Мы будем временно располагаться в помещении учебно-производственного комбината. Это здесь же на Новгородской, но по другую сторону проспекта примерно на таком же расстоянии… А в нашем здании будет капитальный ремонт.
Ну вот, - думаю с облегчением, - как все просто. И уже только для очистки совести снова поднимаюсь на второй этаж.
- Вход рядом, - гворит кто-то за моей спиной, увидев, как я пытаюсь пройти сквозь дверь с табличкой.
Но Нина Михайловна даже в документы мои заглянуть не хочет, потому что не собиратся давать мне никаких интервью.
- Идите в районо и там спрашивайте все, что вас интересует.
Я обиделся. За многие годы журналистской и всякой другой работы я встречался с очень многими и очень разными людьми. Среди них были и те, кто несет на себе отпечаток мировой известности, и безвестные скромные пенсионеры. Амбициозные политики и рядовые чиновники. Но никто из них не разговаривал со мной так недружелюбно, так неприязненно и почти грубо.
- Нина Михайловна, а фамилию вашу можно узнать?
- Там и фамилию мою спросите. Ведь вы готовились к этому визиту…
Мне ничего не остается, кроме как ретироваться, унося в душе крайне неприятный осадок.
Впрочем… «Стоп, стоп, стоп! ГОТОВИЛСЯ К ЭТОМУ ВИЗИТУ?.. Т.е. с кем-то встречался, может, знакомился с какими-то документами, что-то разузнал (а уж фамилию – тем более, а теперь «ваньку валяю»), получил какую-то предварительную (предвзятую?) информацию, какие-то инструкции (например, по чьей-то целенаправленной дискредитации?) и потому являюсь опасным собеседником, от которого лучше держаться подальше?..»
Но все эти рассуждения в духе Штирлица приходят в голову много позже, когда я уже сижу за компьютером. Я так и не узнал, продается школьное здание или ремонтируется? Или оно будет заминировано и взорвано? Или сдано в аренду Бен-Ладену? Если оно ремонтируется, почему школьные должностные лица не желают дать такую информацию прессе? Почему Ирина Сергеевна (школьное должностное лицо) убеждена в том, что на разговор с журналистом у нее нет «полномочий»? Или «образование» - это зона особой склочности, в которой все бояться всех? Или все же есть здесь какая-то, может быть, даже для кого-то опасная, интрига? Ведь, если представляющее школу официальное лицо столь явно не хочет (ведь оно за свои слова отвечает!) подтвердить версию, которая свободно гуляет по улице или предложить иную, то… Не вправе ли я предположить в этой ситуации, что здесь не все чисто и чье-то, как говорится рыло (не думаю, что работников школы) в каком-то пуху?
Во всяком случае, идти в районо я уже не хочу. А вдруг меня там встретят автоматными очередями? Или после моего визита найдут чей-то труп в подъезде…
2004 год
Тэги: журналист, директор, диктофон, информация, отказ
Комментариев нет:
Отправить комментарий