Попытка непредвзятого взгляда на проблему
Эта заметка (эссе?) написана под впечатлением статьи Елены Зелениной “Герои и антигерои, власть и народ в истории. И в учебнике…”, опубликованная в № 606 газеты “Время” от 2 июля http://timeua.info/010711/42828.html. Она начинается словами:
«— Представляете, до какого ужаса мы дошли? Люди убеждены, что Адольф Гитлер может быть для кого-то героем! — Нас это давно не удивляет. Этот результат мы получаем от исследования к исследованию…
Такими репликами обменялись ученый-историк и ученый-социолог в Харьковском национальном университете имени В. Н. Каразина в ходе дискуссии на тему «Перспектива толерантности в украинском обществе: проблемы преподавания истории».
А почему - нет?
“Люди” правы: герой - не есть понятие абсолютное. Для кого-то и Чикатило - герой. Скажи мне, кто твои герои, и я скажу тебе, кто ты. Поэтому "усредняющие" методологии в науках об обществе не только ничего не проясняют, но и, напротив, какие-то вещи маскируют и делают плохо различимыми. А завтра эти вещи могут выйти на первый план. Хорошо ли это?
Важно понимать, отчего обостряются проблемы толерантности. А обостряются они в связи с ростом численности всех меньшинств. Когда автор начинал жить на свете, людей было, круглым счетом, в десять раз меньше. С тех пор каждый из них размножился десятикратно. И если один человек как меньшинство (социальное, политическое, религиозное – любое) проблемы для большинства никогда не составлял, то 10 или (тем более) 100 человек уже могут составить очень серьезную проблему. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на фотографию участников I (учредительного) съезда РСДРП.
Двадцатый век начинался (в том числе) с поразительных открытий в физике и их философского осмысления. Это привело к радикальной модернизации естественнонаучной картины мира. Новая физика принесла с собой не только новые физические, но и новые философские принципы, постепенно становившиеся новой основой для всего процесса познания. Для кого-то они уже стали общенаучными принципами, для кого-то – еще нет. В наименьшей степени новая философия, – философия позитивизма, объединившая для получения объективного знания эмпирический опыт с логическим анализом, – затронула гуманитарные науки. Для этого были серьезные причины.
Да, действительно, такая концепция в философии существует и у нее есть бесспорные заслуги перед теорией познания. Но дело в том, что она возникала и развивалась в связи с философскими проблемами современной физики - теории относительности и квантовой механики. Философия частенько претендует на статус некой метанауки, но все же ее концепции, возникшие на естественнонаучном базисе, использовать в сфере социального следует осторожно.
Этнические различия между людьми, например, не порождают различий в трактовке проводимых ими экспериментов, хотя французы, скажем, любят коньяк и вино, а немцы – шнапс и пиво. Философский позитивизм никогда и никак не оправдал бы бредовость "французской химии" или "немецкой электродинамики", даже если бы какой-нибудь мудрец и вздумал этим заняться. Вещи этого сорта физика начала преодолевать веке этак в 15-м. Первый, а потому важнейший и труднейший шаг сделал, конечно же, великий человек. Его звали Николай Коперник.
Взгляд со стороны…
Невозможно реконструировать ход мысли гения. Ведь он ищет в потемках, а мы наперед знаем ответ. Кратчайший логический путь от системы мира Птолемея к системе Коперника современный преподаватель физики излагал бы примерно так:
Уродство системы Птолемея долгое время (тысячи лет!) не бросалось в глаза, потому что налицо был самоочевидный факт: где-то под ногами центр Земли и мира, а над головой - сферический небесный свод, по которому ходят все небесные тела. Но как только человеческое воображение обрело достаточную силу, чтобы мысленно выйти ЗА пределы этой системы, самоочевидным фактом стала не она, а ее уродство: конечно же, в центре системы находится Солнце, а планеты, в том числе и Земля, обращаются вокруг него. Только так можно избавить Землю от неестественной исключительности. И тогда расчет движения небесных светил становится простым делом, не требующим дополнительных произвольных допущений ни для небесного свода, видимого с Земли, ни для небесного свода, видимого с любой другой планеты.
Далее следует философское обобщение: истинные, объективные законы природы должны быть одинаковыми для всех точек Вселенной. Система мира Коперника выглядит одинаково, откуда на нее ни посмотри, и потому может быть истинной. А Птолемеева - нет. Таким был первый шаг к эйнштейновскому принципу относительности.
Среди конструкторов социально-политических систем Птолемеям несть числа. Среди них - Христос, Магомет, Будда, Конфуций, Маркс. Сталин и Гитлер - из них же. Есть тут и свой Коперник, но имя его мало что говорит рядовому читателю, да и в среде наших специалистов относятся к нему, к сожалению, без пиетета. Дело в том, что в свое время в СССР к нему прочно прилепили ярлык философского идеализма, по определению предполагавший отрицательное отношение к его носителю, передающееся по наследству до сих пор. "Коперника" социологии звали Макс Вебер. Именно он, крупнейший социолог ХIХ-ХХ вв., сформулировал так называемый "принцип независимости от ценностей": среди всех моделей общества на истинность могут претендовать только те, которые не опираются на групповые ценности - классовые ли, религиозные, национальные, прочие. Все остальные (опирающиеся на ценности) модели к науке о социуме отношения не имеют. Это не науки, а идеологии. Марксистско-ленинская идеология. Чучхе. Расизм. Исламский фундаментализм. Интегральный украинский национализм – туда же.
Не будучи активным читателем социологической литературы, я рискую попасть впросак, но все же кажется, что веберовский принцип независимости от ценностей, определенно аналогичный эйнштейновскому принципу относительности в физике, так и не получил адекватной оценки и распространения. Потому что ученому-гуманитарию крайне трудно подняться над интересами и предрассудками своего круга - ведь истину надо не только подумать, но и высказать вслух, а это уже чревато. В физике сделать это и проще и легче, ибо физик не ангажирован никакой системой социальных предрассудков.
С точки зрения этого веберовского принципа, "украинское", "немецкое" и прочее, скажем, в политологии - не более чем "национальные особенности охоты", охоты на такого специфического зверя как власть. То есть, любое национальное с точки зрения высокой, рафинированной науки об отношениях господства-подчинения, является как раз тем "мусором", от которого она должна всячески избавляться.
Но история, – и тут спору нет, – у Франции и Германии все же разная. Хотя, сделаем важное замечание, непреодолимой пропасти между ними тоже нет. И это продемонстрировано их слиянием в Евросоюзе, произошедшим благодаря огромным, и до сих пор по достоинству не отмеченным, трудам двух великих людей – Валери Жискар д’Эстена и Конрада Аденауэра.
… и со всех сторон!
В связи с этим обратимся еще к одному как бы физическому принципу, которому сопричастны два физических гения ХХ века – Альберт Эйнштейн и Нильс Бор. Речь идет о корпускулярно-волновом дуализме в квантовой механике и принципе дополнительности. В 1905 году Эйнштейн заметил, что свет в некоторых экспериментах (интерференция) проявляет себя как волна, в других же (фотоэффект) – как поток частиц. Вопрос о том, как то и другое совмещается в одном и том же объекте, долгие годы оставался открытым, пока Нильс Бор не рубанул по этому узлу и не сказал: “Да вот так и совмещается! Так уж устроена природа: она поворачивается к нам то одной, то другой из своих несовместимых, на наш взгляд, граней”. Это и есть принцип дополнительности.
Правда, физики имеют совершенно точный критерий, когда вещество надо рассматривать как совокупность частиц, а когда – как волны. Бывает и так, что неприменимо ни то, ни другое из этих представлений, и вещество надо рассматривать только квантовомеханически. Он называется принципом неопределенности, но растолковать его гораздо труднее, да он нам здесь, к счастью, и не нужен.
Философское обобщение принципа дополнительности состоит в его распространении с объектов микромира на все объекты Вселенной. Природа – ВСЯ – устроена так, что не может быть “достоверного, объективного и полного” знания ни об одном из них в рамках какой-то одной-единственной концепции, она шире любой концепции и действительно поворачивается к познающему ее субъекту то одной, то другой своей стороной. Разумеется, это не догма, но, если такой принцип принимать лишь для какой-то части Вселенной, то надо объяснять, почему он неприменим к другим ее частям, а таких объяснений не существует. Тогда дополнительность выступает даже не как свойство объекта, а скорее как свойство самого процесса познания.
Применительно к таким вещам как герои и антигерои, народ, история и ее учебники все это означает, что в принципе не может быть, скажем, одного-единственного “правильного” учебника истории, и только их полная совокупность может как-то на эту роль претендовать, подобно тому, как невозможно отобразить на единственном листе бумаги географию почти сферической поверхности земного шара, но вполне можно сделать это с помощью атласа, содержащего много листов. Скажем так: дополнительность – не плюрализм мнений, а множественность соседствующих научных подходов.
Кстати сказать, признание дополнительности как общекультурной ценности неизмеримо повышает уровень толерантности в обществе и в то же время вовсе не означает торжества произвола, – в том числе и политического произвола, – потому что остаются нерушимыми краеугольные “философские камни” науки – ее опора на эмпирические факты и логику.
Не все согласятся с этим. Кто-то скажет – не толерантность, а размывание границ между Добром и Злом, технология оправдания подлости. Думаю, все-таки, что угодно таким образом оправдать нельзя: для этого нужна подтасовка или эмпирических фактов, или логики. Или того и другого сразу. А если все честно - то нельзя.
Эта заметка (эссе?) написана под впечатлением статьи Елены Зелениной “Герои и антигерои, власть и народ в истории. И в учебнике…”, опубликованная в № 606 газеты “Время” от 2 июля http://timeua.info/010711/42828.html. Она начинается словами:
«— Представляете, до какого ужаса мы дошли? Люди убеждены, что Адольф Гитлер может быть для кого-то героем! — Нас это давно не удивляет. Этот результат мы получаем от исследования к исследованию…
Такими репликами обменялись ученый-историк и ученый-социолог в Харьковском национальном университете имени В. Н. Каразина в ходе дискуссии на тему «Перспектива толерантности в украинском обществе: проблемы преподавания истории».
А почему - нет?
“Люди” правы: герой - не есть понятие абсолютное. Для кого-то и Чикатило - герой. Скажи мне, кто твои герои, и я скажу тебе, кто ты. Поэтому "усредняющие" методологии в науках об обществе не только ничего не проясняют, но и, напротив, какие-то вещи маскируют и делают плохо различимыми. А завтра эти вещи могут выйти на первый план. Хорошо ли это?
Важно понимать, отчего обостряются проблемы толерантности. А обостряются они в связи с ростом численности всех меньшинств. Когда автор начинал жить на свете, людей было, круглым счетом, в десять раз меньше. С тех пор каждый из них размножился десятикратно. И если один человек как меньшинство (социальное, политическое, религиозное – любое) проблемы для большинства никогда не составлял, то 10 или (тем более) 100 человек уже могут составить очень серьезную проблему. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на фотографию участников I (учредительного) съезда РСДРП.
Двадцатый век начинался (в том числе) с поразительных открытий в физике и их философского осмысления. Это привело к радикальной модернизации естественнонаучной картины мира. Новая физика принесла с собой не только новые физические, но и новые философские принципы, постепенно становившиеся новой основой для всего процесса познания. Для кого-то они уже стали общенаучными принципами, для кого-то – еще нет. В наименьшей степени новая философия, – философия позитивизма, объединившая для получения объективного знания эмпирический опыт с логическим анализом, – затронула гуманитарные науки. Для этого были серьезные причины.
Да, действительно, такая концепция в философии существует и у нее есть бесспорные заслуги перед теорией познания. Но дело в том, что она возникала и развивалась в связи с философскими проблемами современной физики - теории относительности и квантовой механики. Философия частенько претендует на статус некой метанауки, но все же ее концепции, возникшие на естественнонаучном базисе, использовать в сфере социального следует осторожно.
Этнические различия между людьми, например, не порождают различий в трактовке проводимых ими экспериментов, хотя французы, скажем, любят коньяк и вино, а немцы – шнапс и пиво. Философский позитивизм никогда и никак не оправдал бы бредовость "французской химии" или "немецкой электродинамики", даже если бы какой-нибудь мудрец и вздумал этим заняться. Вещи этого сорта физика начала преодолевать веке этак в 15-м. Первый, а потому важнейший и труднейший шаг сделал, конечно же, великий человек. Его звали Николай Коперник.
Взгляд со стороны…
Невозможно реконструировать ход мысли гения. Ведь он ищет в потемках, а мы наперед знаем ответ. Кратчайший логический путь от системы мира Птолемея к системе Коперника современный преподаватель физики излагал бы примерно так:
Уродство системы Птолемея долгое время (тысячи лет!) не бросалось в глаза, потому что налицо был самоочевидный факт: где-то под ногами центр Земли и мира, а над головой - сферический небесный свод, по которому ходят все небесные тела. Но как только человеческое воображение обрело достаточную силу, чтобы мысленно выйти ЗА пределы этой системы, самоочевидным фактом стала не она, а ее уродство: конечно же, в центре системы находится Солнце, а планеты, в том числе и Земля, обращаются вокруг него. Только так можно избавить Землю от неестественной исключительности. И тогда расчет движения небесных светил становится простым делом, не требующим дополнительных произвольных допущений ни для небесного свода, видимого с Земли, ни для небесного свода, видимого с любой другой планеты.
Далее следует философское обобщение: истинные, объективные законы природы должны быть одинаковыми для всех точек Вселенной. Система мира Коперника выглядит одинаково, откуда на нее ни посмотри, и потому может быть истинной. А Птолемеева - нет. Таким был первый шаг к эйнштейновскому принципу относительности.
Среди конструкторов социально-политических систем Птолемеям несть числа. Среди них - Христос, Магомет, Будда, Конфуций, Маркс. Сталин и Гитлер - из них же. Есть тут и свой Коперник, но имя его мало что говорит рядовому читателю, да и в среде наших специалистов относятся к нему, к сожалению, без пиетета. Дело в том, что в свое время в СССР к нему прочно прилепили ярлык философского идеализма, по определению предполагавший отрицательное отношение к его носителю, передающееся по наследству до сих пор. "Коперника" социологии звали Макс Вебер. Именно он, крупнейший социолог ХIХ-ХХ вв., сформулировал так называемый "принцип независимости от ценностей": среди всех моделей общества на истинность могут претендовать только те, которые не опираются на групповые ценности - классовые ли, религиозные, национальные, прочие. Все остальные (опирающиеся на ценности) модели к науке о социуме отношения не имеют. Это не науки, а идеологии. Марксистско-ленинская идеология. Чучхе. Расизм. Исламский фундаментализм. Интегральный украинский национализм – туда же.
Не будучи активным читателем социологической литературы, я рискую попасть впросак, но все же кажется, что веберовский принцип независимости от ценностей, определенно аналогичный эйнштейновскому принципу относительности в физике, так и не получил адекватной оценки и распространения. Потому что ученому-гуманитарию крайне трудно подняться над интересами и предрассудками своего круга - ведь истину надо не только подумать, но и высказать вслух, а это уже чревато. В физике сделать это и проще и легче, ибо физик не ангажирован никакой системой социальных предрассудков.
С точки зрения этого веберовского принципа, "украинское", "немецкое" и прочее, скажем, в политологии - не более чем "национальные особенности охоты", охоты на такого специфического зверя как власть. То есть, любое национальное с точки зрения высокой, рафинированной науки об отношениях господства-подчинения, является как раз тем "мусором", от которого она должна всячески избавляться.
Но история, – и тут спору нет, – у Франции и Германии все же разная. Хотя, сделаем важное замечание, непреодолимой пропасти между ними тоже нет. И это продемонстрировано их слиянием в Евросоюзе, произошедшим благодаря огромным, и до сих пор по достоинству не отмеченным, трудам двух великих людей – Валери Жискар д’Эстена и Конрада Аденауэра.
… и со всех сторон!
В связи с этим обратимся еще к одному как бы физическому принципу, которому сопричастны два физических гения ХХ века – Альберт Эйнштейн и Нильс Бор. Речь идет о корпускулярно-волновом дуализме в квантовой механике и принципе дополнительности. В 1905 году Эйнштейн заметил, что свет в некоторых экспериментах (интерференция) проявляет себя как волна, в других же (фотоэффект) – как поток частиц. Вопрос о том, как то и другое совмещается в одном и том же объекте, долгие годы оставался открытым, пока Нильс Бор не рубанул по этому узлу и не сказал: “Да вот так и совмещается! Так уж устроена природа: она поворачивается к нам то одной, то другой из своих несовместимых, на наш взгляд, граней”. Это и есть принцип дополнительности.
Правда, физики имеют совершенно точный критерий, когда вещество надо рассматривать как совокупность частиц, а когда – как волны. Бывает и так, что неприменимо ни то, ни другое из этих представлений, и вещество надо рассматривать только квантовомеханически. Он называется принципом неопределенности, но растолковать его гораздо труднее, да он нам здесь, к счастью, и не нужен.
Философское обобщение принципа дополнительности состоит в его распространении с объектов микромира на все объекты Вселенной. Природа – ВСЯ – устроена так, что не может быть “достоверного, объективного и полного” знания ни об одном из них в рамках какой-то одной-единственной концепции, она шире любой концепции и действительно поворачивается к познающему ее субъекту то одной, то другой своей стороной. Разумеется, это не догма, но, если такой принцип принимать лишь для какой-то части Вселенной, то надо объяснять, почему он неприменим к другим ее частям, а таких объяснений не существует. Тогда дополнительность выступает даже не как свойство объекта, а скорее как свойство самого процесса познания.
Применительно к таким вещам как герои и антигерои, народ, история и ее учебники все это означает, что в принципе не может быть, скажем, одного-единственного “правильного” учебника истории, и только их полная совокупность может как-то на эту роль претендовать, подобно тому, как невозможно отобразить на единственном листе бумаги географию почти сферической поверхности земного шара, но вполне можно сделать это с помощью атласа, содержащего много листов. Скажем так: дополнительность – не плюрализм мнений, а множественность соседствующих научных подходов.
Кстати сказать, признание дополнительности как общекультурной ценности неизмеримо повышает уровень толерантности в обществе и в то же время вовсе не означает торжества произвола, – в том числе и политического произвола, – потому что остаются нерушимыми краеугольные “философские камни” науки – ее опора на эмпирические факты и логику.
Не все согласятся с этим. Кто-то скажет – не толерантность, а размывание границ между Добром и Злом, технология оправдания подлости. Думаю, все-таки, что угодно таким образом оправдать нельзя: для этого нужна подтасовка или эмпирических фактов, или логики. Или того и другого сразу. А если все честно - то нельзя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий