Совершенно изумительный рассказ

Даже если уже читали, прочитайте еще раз, спасибо Барсику...

   *Александр и Лев Шаргородские*

>
> *ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ*
>
> - Ну что мне вам сказать? Вы, конечно, можете не верить, но меня, Розу
> Абрамовну, во время войны спасли немцы, чтоб они сгорели! Точнее, немецкая
> бомбардировочная авиация. Если б это чертово Люфтваффе вовремя не налетело -
> я бы погибла. Думаю, перед вами уникальная личность, которая осталась жить
> благодаря бомбежке...
>
> Если вы жили в Ленинграде, то должны знать, что до войны я была Джульеттой.
> Семь лет никому этой роли не поручали, кроме меня.
>
> Перед самой войной Джульетта влюбилась, - нет, не в Ромео, это был подонок,
> антисемит, а в Натана Самойловича, очередного режиссера,- и должна была
> родить. Аборты в то время, как, впрочем, и все остальное, были запрещены.
> Что мне было делать - вы представляете беременную Джульетту на балконе
> веронского дома Монтекки?.. Нет повести печальнее на свете...

>
> Я кинулась в "абортную" комиссию к ее председателю, удивительному человеку
> Нине Штейнберг. Она обожала театр, она была "а менч", она б скорее допустила
> беременного Ромео, чем Джульетту, и дала мне направление на аборт. Оно у
> меня до сих пор хранится в шкафу, потому что Натан Самойлович, пусть земля
> ему будет пухом, сказал: "Пусть я изменю искусству, но у меня будет сын.
> Шекспир не обидится..." И я играла беременной. Впрочем, никто этого не
> замечал, потому что Джульетта с животом была худее всех женщин в зале без
> живота.
>
> Вы можете мне не верить - схватки начались на балконе. Я начала говорить
> страстно, горячо, почти кричать - мне устроили овацию. Они, идиоты, думали,
> что я играю любовь, - я играла схватки. Натан Самойлович сказал, что это был
> мой лучший спектакль... Схватки нарастали, но я все-таки доиграла до конца,
> добежала до дома падре Лоренцо и бросилась в гроб к Ромео.
>
> Прямо из гроба меня увезли в родильный дом. Измена Натана Самойловича
> искусству дала нам сына. Чтобы как-то загладить нашу вину перед Шекспиром,
> мы назвали его Ромео. Но эти черти не хотели записывать Ромео, они говорили,
> что нет такого советского имени Ромео, и мы записали Рома, Роман - еврейский
> вариант Ромео...
>
> Я могла спокойно продолжать исполнять свою роль - взлетать на балкон,
> обнимать, любить, но тут.... нет, я не забеременела снова - началась война.
>
> Скажите, почему можно запретить аборты и нельзя запретить войну?
>
> Всегда не то разрешают и не то запрещают. Натан Самойлович ушел на войну,
> уже не режиссером, а добровольцем, - у них была одна винтовка на семерых, "и
> та не стреляла", как он писал в первом письме.
>
> Второго письма не было...
>
> Мы остались с Ромео. Я продолжала играть, но уже не Джульетту. Я играла
> народных героинь, солдаток, партизанок. И мне дали ружье.
>
> Я была с ружьем на сцене, он в окопе - без. Скажите, это нормальная страна?
>
> Весь наш партизанский отряд на сцене был прекрасно вооружен. У командира был
> браунинг. В конце мы выкатывали пушку. Вы представляете, какое значение у
> нас придавалось искусству? Мы храбро сражались. В конце меня убивали.
>
> Со временем партизанский отряд редел: голод не тетка - пирожка не поднесет.
> Командира в атаку поднимали всей труппой - у него не было сил встать. Да и
> мы шли в атаку по-пластунски. Политрука посадили: он так обессилел, что не
> мог произнести "За Родину, за Сталина!", его хватало только на "За Родину..." - и он сгинул в "Крестах".
>
> Истощенные, мы выходили на сцену без оружия, некому было выкатить пушку,
> некому было меня убить...
>
> И, чтоб спасти своего Ромео, Джульетта пошла на хлебозавод.
>
> Вы представляете, что такое в голод устроиться на хлебозавод? Это примерно
> то же, что в мирное время устроиться президентом. Туда брали испытанных
> коммунистов, несгибаемых большевиков с большой физической силой.
>
> Вы представляете себе Джульетту несгибаемой коммунисткой с железными
> бицепсами? Но меня взяли, потому что директор, красномордый, несмотря на
> блокаду, очень любил театр, вернее, артисточек. Вся женская часть нашего
> поредевшего партотряда перекочевала из брянских лесов на второй хлебозавод.
> Я могу вам перечислить, кто тогда пек хлеб: Офелия, Анна Каренина, все три
> чеховские сестры, Нора Ибсена, Укрощенная Строптивая и Джульетта...
>
> Мы все устроились туда с коварной целью - не сдохнуть!
>
> Каждое утро я бросала моего Ромео и шла на завод. Я оставляла его с крысами,
> моего Ромео, они бегали по нему, но он молчал - он ждал хлеба.
>
> И я приносила его. Я не была коммунисткой и у сердца носила не партийный
> билет, а корку хлеба. Каждый день я выносила на груди хлеб, я несла его
> словно динамит, потому что, если б кто-то заметил, - меня б расстреляли, как
> последнюю собаку. Чтобы расстрелять, у них всегда есть оружие. Меня бы убили
> за этот хлеб - но мне было плевать на это. Я несла на своих грудях хлеб, и
> вахтер, жлоб из Тамбова, ощупывая меня на проходной, не решался прикоснуться
> к ним. Он знал, что я Капулетти, и сам Ромео не смел касаться их...
>
> И потом, даже если бы он посмел!.. Вы знаете, актрисы умеют защищать свои
> груди.
>
> Я выходила в ночной город. Я шла по ночному Ленинграду и пахла свежим
> хлебом.
>
> Я боялась сесть в трамвай, шла кружными путями, Обводным каналом. От меня
> несло свежим хлебом - и я боялась встретить людей. Я пахла хлебом и боялась,
> что меня съедят. Даже не то что меня, а хлеб на моей груди.
>
> Я вваливалась ночью в нашу комнату с затемненным окном, доставала хлеб - и у
> нас начинался пир. Я бывала в лучших ресторанах этого мира - ни в одном из
> них нет подобного блюда. Ни в одном из них я не ела с таким аппетитом и с
> таким наслаждением. Ромео делил хлеб ровно пополам, при свече, довоенной,
> найденной под кроватью, и не хотел взять от моей порции ни крошки. Он учил
> меня есть. -- Жуй медленно, - говорил он, - тогда больше наедаешься.
>
> Наша трапеза длилась часами, в темноте и холоде блокадной зимы.
>
> Часто я оставляла часть хлеба ему на утро, но он не дотрагивался до него, и
> у нас скопился небольшой запас.
>
> Однажды Ромео отдал все это соседу-мальчишке за еловые иглы. -- Твоей матери
> нужны витамины, - сказал этот подонок, - иначе она умрет. Дай мне ваш
> черствый хлеб, и я тебе дам еловых иголок. Там витамины и хлорофилл. Ты
> спасешь ей жизнь.
>
> И Ромео отдал.
>
> Он еще не знал, что такое обман.
>
> Я не сказала ему ни слова и весь вечер жевала лы. -- Только больше не меняй,
> - проговорила потом я. - У нас сейчас столько витаминов, что их хватит до
> конца войны...
>
> Этот подонок сейчас там стал большим человеком - а гройсе пуриц. Он
> занимается все тем же: предлагает людям иголки - витамины, хлорофилл...
>
> Директор, красномордый жеребец, полнел, несмотря на голод. Какая-то
> партийная кобылица помогла ему комиссоваться и устроила директором. Он не
> сводил с меня своих глупых глаз. -- Тяжело видеть Джульетту у печи, -
> вздыхал он, - это не для прекрасного пола, все время у огня. -- Я привыкла,
> - отвечала я, - играла роли работниц, сталевара. -- И все же, - говорил он,
> - вы остались у печи одна. Офелия фасует, Дездемона - в развесочном и все
> три сестры - на упаковке. -- Я люблю огонь, - отвечала я.
>
> Я не хотела бросать печь, потому что путь к распаковке лежал через его
> конюшню... Однажды, когда я уже кончила работу и, начиненная, шла к
> проходной, передо мной вдруг вырос кобель и попросил меня зайти в свой
> кабинет.
>
> На мне был хлеб, это было опаснее взрывчатки.
>
> Он закрыл дверь и нагло, хамски начал ко мне приставать.
>
> Я вас спрашиваю: что мне было делать?
>
> Если б я его ударила - он бы меня выгнал, и мы бы остались без хлеба.
>
> Если б я уступила - он бы все обнаружил, - и это расстрел.
>
> Что бы я ни сделала - меня ждала смерть.
>
> Он пошел на меня.
>
> Отступая, я начала говорить, что такой кабинет не для Джульетты, что здесь
> противно, пошло... Он наступал, ссылаясь на условия военного времени. Я
> орала, что привыкла любить во дворцах, в веронских палаццо, и всякую чушь,
> которая приходила в голову, потом размахнулась и врезала ему оглушительную
> оплеуху.
>
> Он рассвирепел, стал дик, злобен, схватил меня, сбил с ног, повалил и уже
> подступал к груди.
>
> Я попрощалась с миром.
>
> И тут - я всегда верила в чудеса! - завыла сирена - дико, оглушительно,
> свирепо. Сирена воздушной тревоги выла безумно и яростно, - наверно, мне это
> казалось...
>
> Он вскочил, побежал, путаясь в спущенных штанах, - как все подонки, он
> боялся смерти, - штаны падали, он подтягивал их на ходу на свою трясущуюся
> белую задницу, и я засмеялась, захохотала, впервые за всю войну, и
> прохохотала всю воздушную тревогу, - это, конечно, был нервный приступ: я
> ржала и кричала "данке шен, данке шен" славному Люфтваффе, хотя это было
> абсолютным безумием...
>
> До бомбоубежища он не добежал, его ранило по дороге шрапнелью, и вы не
> поверите - куда! Конечно, война - ужасная штука, но иногда шальная шрапнель
> - и все!..
>
> Мы ожили - я, Дездемона, Офелия, Укрощенная Строптивая. Мы пели "Марш
> энтузиастов"...
>
> Он потерял к нам всякий интерес. И к театру. И вообще - к жизни. Он искал
> смерти - он потерял все, что у него было.. Вскоре он отправился на фронт.
> Рассказывают, что он дрался геройски, - так мстят за святое, причем, как утверждали, целился он не в голову...
> Прорвали блокаду, мы выехали из Ленинграда через Ладогу, в Сибирь, после войны вернулись, жили
> еще лет двадцать на болоте, а потом вот приехали в Израиль. Я играла на иврите, уже не Джульетту - ее мать, потом кормилицу.
>
> Живем мы втроем - я, Ромео и Джульетта. Вы не поверите - его жену зовут Джульетта.
>
> Сплошной Шекспир...
>
> Я как-то сказала ему, чтобы он женился на женщине, от которой пахнет не
> духами, а свежим хлебом, - и в кибуце он встретил Джульетту.
>
> Он был гений, мой Ромео - он играл на флейте, знал китайский, водил самолет.
> И вы не поверите, кем он стал - директором хлебозавода в Холоне. Мне стало
> плохо - я все еще помнила того. Из этого вот шкафа я достала старинное
> направление на аборт и стала махать перед его красивым носом. -- Что это? -
> спросил он. -- Направление на аборт! На который я не пошла. Но если б я
> знала, кем ты станешь!.. Ты же все умеешь - стань кем-нибудь другим.
> Инженером. Философом. Разводи крокодилов!
>
> Но кто слушает свою маму?
>
> Иногда вечерами он приходит и достает из-под рубашки горячую буханку. -- Дай
> мне лучше еловых иголок, - говорю я, - мне необходимы витамины...